понедельник, 18 марта 2013 г.



Леви-Ицхак Шнеерсон
18 нисана 5773 года исполнилось 135 лет со дня рождения отца Любавичского Ребе Леви-Ицхака Шнеерсона. Он был главным раввином города и духовным лидером евреев в Днепропетровске с 1907 до 1939 года. Леви-Ицхак Залманович Шнеерсон родился 18 нисана 5638 (1878) года в местечке Поддобрянка вблизи Гомеля. Родословная его восходит к третьему Любавичскому Ребе, Цемах-Цедеку. Тору Леви-Ицхак начал изучать под руководством раввина Поддобрянки Йоэля Хайкина – дяди его матери. Он быстро превзошел своего учителя и самостоятельно продолжил изучение священных текстов. Ребе Раяц писал, что «уже с ранних лет Леви-Ицхак отличался необыкновенными способностями и прилежанием». Аттестацию (смиху) раввина он получил от крупнейших авторитетов того времени: рабби Элиягу-Хаима Майзеля из Лодзи и рабби Хаима из Бреста.

В 1900 году рабби Леви-Ицхак женился на Хане – дочери рабби Меира Шломо Яновского. Сосватал их Пятый Любавичский Ребе Шолом Дов-Бер Шнеерсон. После свадьбы молодые переехали в Николаев, где отец Ханы был раввином. В Николаеве 11 нисана 5662 года (18 апреля 1902 года) у Леви-Ицхака и Ханы родился сын Менахем-Мендл. Позже в семье появились еще двое детей: Дов-Бер и Исраэль-Арье-Лейб.



В 1907 году семья р. Леви-Ицхака переехала в Екатеринослав. Поселились они на втором этаже дома № 20 на ул. Железной (Миронова). Потом, в 1928-1934 годах жили в доме № 15 на углу Железной и Упорной (Глинки). А последняя их квартира была на ул. Баррикадной, 13.

В 1909 году, в возрасте 31 года, раби Леви-Ицхак был приглашен на должность раввина общины Екатеринослава. О екатеринославском периоде жизни Леви-Ицхака писал Михаил Каршенбаум в «ШШ» № 2, 1991 г.: «Его избрание не прошло гладко. Против кандидатуры молодого раввина выступила местная интеллигенция, которая хотела бы видеть на посту духовного руководителя общины менее ортодоксального человека. Они обратились к наиболее авторитетному в городе человеку, инженеру Сергею Павловичу Палею, одному из руководителей городской сионистской организации, с просьбой, чтобы он, используя свое влияние, не допустил избрания на пост раввина хасида из династии Шнеерсонов. Палей сказал, что не любит ходить у кого-либо на поводу. Он решил сам познакомиться с кандидатом и отправился к рабби Леви-Ицхаку. Они проговорили шесть часов подряд, и после беседы Палей стал одним из самых горячих сторонников нового раввина»...

К 1925-му году авторитет екатеринославского раввина вырос настолько, что ему предложили стать главным раввином Иерусалима. Но он остался в Екатеринославе. Отличительной чертой деятельности р. Леви-Ицхака была организация помощи нуждающимся. Во время дела Бейлиса он участвовал в создании фонда оплаты адвокатов. С началом первой мировой войны вместе с ребецен Ханой организовал помощь беженцам.

Учителем юного Менахема-Мендла в Екатеринославе, кроме отца, был Шнеур-Залман Виленкин. В середине двадцатых годов Менахем-Мендл переехал в Ленинград и в 1927 году покинул СССР вместе с семьей Шестого Любавичского Ребе Йосефа-Ицхака Шнеерсона. В 1929 году в Варшаве он женился на дочери Ребе Хае-Мушке. Поздравляя сына с женитьбой, р. Леви-Ицхак писал: «Из самых глубин сердца моего благословляю тебя, сынок мой, отрада моя, с женитьбой на Хае-Мушке. В добрый час. И пусть Б-г наших святых предков, благодаря заслугам которых мы действуем и живем, раскинет над вашим домом завесу покоя и благополучия, чтобы он стоял непоколебимо. Наслаждайся счастьем с любимой женщиной и в самом простом, и в самом глубоком смысле. Пусть заслуги вашего общего предка ребе Цемах Цедека и его супруги, имена которых совпадают с именем твоим и твоей супруги, защищают вас всегда. Идя путем Торы и соблюдая ее заповеди, пусть жизнь ваша полна будет мира, спокойствия и любого добра, какое только можно послать. Пусть вы будете гордостью и украшением еврейского народа...

Твой отец, который всегда с тобой, по-настоящему с тобой».

Обстановка в стране для евреев, соблюдающих заповеди Торы, была тяжелой. Они не могли работать на предприятиях, действующих в субботу. Власть не шла навстречу верующим. Положение многих семей было катастрофическим. Видя это, раввин Леви-Ицхак организовал фонд поддержки нуждающихся прихожан синагоги, что вызвало резкое раздражение властей.

В Харькове собрали съезд раввинов Украины с тем, чтобы они сделали угодное большевикам заявление о том, что религиозной дискриминации в СССР нет. Леви-Ицхак отказался подписать подготовленный организаторами документ. Многое делал раввин Леви-Ицхак Шнеерсон для верующих евреев города. Он добился приема у М. И. Калинина и получил от него разрешение самому контролировать кошерность муки для выпечки мацы.

Используя формальные высказывания руководителей СССР о свободе религии и правах человека, рабби Леви-Ицхак решительно отстаивал религиозные нужды еврейских общин. Уже в те годы р.Левик прославился как праведник и великий знакток Торы. О нем рассказывали истории, ставшие легендарными. Например, такая: однажды в поздний час в дверь его дома постучали. На пороге стояла испуганная женщина. «Ребе, вы должны нам помочь, моя дочь выходит замуж. Неужели новая семья начнется без еврейской свадьбы, без хупы». В полночь р. Леви-Ицхак и его жена, рабанит Хана, пригласили надежных людей. Не хватало еще одного, десятого еврея – ведь без миньяна не принято (хотя и можно) ставить хупу. В том же доме, этажом выше, жил еврей, который был председателем домового комитета, а по совместительству и стукачом НКВД, приставленным к р. Левику. Его-то раби и пригласил в качестве десятого! Свадьба была без музыки, без застолья, хупой служила растянутая за четыре угла скатерть. Но разве все это помеха настоящему еврейскому веселью и великому чуду соединения двух чистых еврейских душ, которому не в силах помешать никакие режимы и запреты? Семья начала свою жизнь по всем правилам, всем назло. Кто знает, сколько детей и внуков, а то и правнуков этой четы живут теперь рядом с нами…

Рано утром, еще затемно гости стали расходиться. Счастливые жених и невеста с матерью ушли – их ожидали еще семь праздничных дней, которые они также тайно отметят себя дома. Р. Левик вернулся к своим повседневным обязанностям. Но кто сказал, что устройство и проведении еврейской свадьбы – не повседневная обязанность раввина? Эта история была бы неполной без одной, отнюд не второстепенной подробности.

Что случилось с председателем домового комитета, с тем самым «десятым» евреем? С этого самого дня, точнее, с этой ночи, он стал преданным учеником р.Левика. Вскоре он окончательно вернулся к еврейству и еще не раз выручал Ребе, заступаясь за него перед властями. К сожалению, его заступничество тоже не всегда помогало. Раби Леви-Ицхак был, в конце концов, сослан в Казахстан, где и скончался.

В 1927-м году р. Менахем-Мендл Шнеерсон навсегда покидает Россию. Ему больше не суждено было встретиться с отцом. Младший брат, Арье-Лейб, несколько лет прожил в Ленинграде. В начале тридцатых годов он отправился на Святую землю. Здесь он и скончался совсем молодым (в 1952 г.), похоронен р. Арье-Лейб на старом кладбище в Цфате. Мало что известно о среднем сыне р. Левика. Мы знаем только, что он был расстрелян нацистами вместе с евреями в больнице района Иргень. «Антисоветская» (а точнее – еврейская) деятельность р. Леви-Ицхака не могла не навлечь на него гнев НКВД. В 1939 году в СССР проводилась перепись населения. В анкете нужно было указать – верующий человек или неверующий. Многие боялись говорить правду и писали «нет». Узнав об этом, рабби Леви-Ицхак выступил в синагоге с пламенной речью, говорил, что евреи ни в коем случае не должны скрывать своей веры в Единого Бога. Леви-Ицхака Шнеерсона вызвал начальник НКВД города, чтобы тот подтвердил отсутствие дискриминации верующих. Раввин врать отказался, и 28 марта 1939 года появилось следующее решение:

«Утверждаю» начальник управления НКВД УССР по Днепропетровской области лейтенант госбезопасности (Комаровский) марта «28» 1939 года

ПОСТАНОВЛЕНИЕ

г. Днепропетровск, марта «28» дня, 1939 года.

Начальник 2 отделения 2-го Отдела УГБ Управления НКВД по Днепропетровской области – Лейтенант Государственной безопасности – ПИВАК, рассмотрев оперативные материалы на главного Днепропетровского раввина Шнеерсона Левика Залмановича,

НАШЕЛ:
Под видом религиозной деятельности, Шнеерсон Л.З. проводит активную антисоветскую агитацию клеветнического и пораженческого характера. Имея регулярную связь со своим сыном – главным раввином г. Варшавы, являющимся крупным агентом польской разведки, а также со своим близким родственником – главным раввином г. Рига, Шнеерсон проводит организационную деятельность по сколачиванию кадров антисоветского клерикального подполья. Подозрителен по шпионажу. Право еженедельной проповеди в синагоге Шнеерсон использует для клеветы на советскую власть и ее руководителей. В широких размерах организует материальную помощь репрессированным врагам и их семьям.

Исходя из изложенного и учитывая предложения НКВД УССР об аресте Шнеерсона

ПОСТАНОВИЛ
ШНЕЕРСОНА Левика Залмановича, 1878 года рождения, еврея, беспартийного, по профессии служителя культа, главного раввина гор. Днепропетровска, подвергнуть аресту, возбудив против него уголовное преследование по признакам ст. 54-10 ч.II.

Нач. 2 отделения 2 отдела УГБ Лейтенант госбезопасности (Пивак)

«Согласен»

начальник 2 отдела УГБ УНКВД лейтенант госбезопасности (Сапожников)»

В 3 часа ночи 29 марта, в доме № 13 на Баррикадной работники НКВД сделали обыск, забрали рукописи и книги арестованного раввина. Его допросы ни к чему не привели. Последовал перевод заключенного в Киев, но и столичные следователи были бессильны. И Л.-И. Шнеерсона вернули в Днепропетровск. Арест раввина потряс горожан, члены правления синагоги Ляхов и Шифрин от переживаний скоропостижно скончались. 14 мая были арестованы работники синагоги Абрам Самойлович Рогалин, Шлема Вульфович Москалик и Давид Мордухович Перкас. Давид Перкас заявил: «Европа так не оставит арест Шнеерсона, он очень заметная фигура...».

Но надежда на Европу была тщетной. Следствие ужесточалось, подельников допрашивал заместитель начальника следственной части Чулков. Коллеги называли его «Грозным». Под пытками Рогалин и Москалик подписали свои «признания». Потом Рогалин заявил, что не владел собой в тот момент. О методах следствия свидетельствует обращение к властям Абрама Самойловича Рогалина: «14 мая 1939 года я был арестован в г. Днепропетровске, где я постоянно проживал и работал. Постановлением Особого совещания от 23 ноября 39 года я выслан на 5 лет в Казахскую ССР как социально опасный.

После ареста мне в тюрьме НКВД в гор. Днепропетровске, где меня держали, предложили подписать, что я состою в религиозной подпольной организации, которая действовала с целью подрыва советской власти, предложенные мне подписать показания были составлены с изложением, что в наших газетах пишут неправду об испанской войне, о Китае, что при советской власти евреям жить хуже, а за границей лучше, что у нас в СССР ничего нет, везде большие очереди и т. д. Для того, чтобы вынудить меня подписать предложенную мне на себя ложь, меня жестоко пытали, держали в кабинете следователя, совершенно не давали спать, кушать, пить, не пускали в уборную.

Следователь Старчий ставил над моей головой какую-то бутылку и грозил, горящей свечой поджигал мне волосы, ругал меня всякими позорными словами и т.д. Старший следователь Чулков постоянно давал указания мучающим меня следователям издеваться, выматывать кишки, душу, переломать мне ребра, мучить до тех пор, пока все не подпишу. Измученный такими способами до потери сознания, не владея собой, я подписал все, что они мне предложили…

То, что произошло со мною, я никак не понимаю. Зачем это? Кому это было нужно? Для чего? Все то, что мне предъявили, и я вынужденно подписал, – совершенная ложь, клевета, несправедливость. Я никогда ни в каких организациях не состоял, никакой враждебной злобы к советской власти не питал, не имел. Я уже старик – мне 61 год, сейчас я совсем плохой, оторван от семьи, нахожусь в ужасных материальных и моральных условиях, лишен всего человеческого, нахожусь в грязи, голодаю. Зачем я должен нести эту несправедливость? Прошу принять меры к восстановлению моей правды.

А.С.Рогалин, 29.1.1941».

11 августа начальник УНКВД по Днепропетровской области лейтенант госбезопасности Седов утвердил «Обвинительное заключение по следственному делу № 103129 по обвинению Шнеерсона Лейвика Залмановича, Рогалина Абрама Самойловича, Москалика Шлемы Вульфовича, Перкаса Давида Мордуховича по ст. 54-10 4.2 и 54-11 УК УССР». В нем говорилось, что антисоветская деятельность Рогалина, Москалика и Перкаса проводилась по прямым заданиям Шнеерсона. Через несколько дней раввина ознакомили с обвинением, ему инкриминировали связь с «еврейской клерикальной общественностью за границей», основание сети нелегальных касс для помощи родственникам репрессированных евреев, осуществление под видом религиозных обрядов антисоветской пропаганды в синагоге и дома. Дело было передано в Киев, где пришли к выводу, что «материалов, собранных для слушания дела в открытом судебном заседании, недостаточно». Однако, учитывая социальную опасность обвиняемых, было рекомендовано направить дело на рассмотрение Особого совещания при НКВД СССР, было также учтено, что в материалах дела «есть данные, которые не могут быть использованы в судебном заседании».

23 ноября 1939 года Л.-И. Шнеерсон и другие были осуждены Особым совещанием на пять лет ссылки в Казахстан. Неоднократные обращения родственников осужденных в инстанции со ссылками на плохое здоровье, нетерпимые условия жизни оставались без ответа. Одно из заявлений Л.-И. Шнеерсона на имя Л. Берии рассматривалось также Особым совещанием 14 мая 1941 года и в пересмотре решения было отказано. В этом заявлении он писал: «Я старый человек, 70 лет, больной... Неужели я должен страдать безвинно до конца своей жизни... Всю жизнь я служил Торе». Ссылку р. Леви-Ицхак отбывал в станционном поселке Чиили Ташкентской железной дороги, расположенном в 128 км от города Кызыл-Орда. Прибыл он в Чиили зимой 1940 года. Об условиях жизни в Чиили раввина Леви-Ицхака и ребецен Ханы Шнеерсон свидетельствует письмо раввина детям, написанное 11 марта 1943 года: «Дорогие любимые дети мои! Несколько недель тому назад писал вам. Не дожидаясь вашего письма, пишу опять. Я живу здесь уже около 4 лет, а мама приехала ко мне 2 года назад на Пасху... Все наше имущество: одеяла и тому подобное – осталось дома, и мы без ничего, без средств к существованию. Мы, слава Богу, живы, но здоровье наше очень слабое и часто болеем. О! Как бы хотелось на старости лет быть около детей, а мы среди чужих, знакомых нет. Прошу вас сейчас же по получении этого письма написать нам о вашем здоровье и как вы живете, а также выслать нам посылки: вещевые – белье нижнее и теплое, отрезы на костюмы, также ботинки – мне (№ 43) и маме (№ 38) и тому подобное, а также продуктовую посылку.

С нетерпением ждем вашего письма. Целую крепко, ваш отец Лейвик.

Привет от мамы. В следующем письме она тоже будет писать». Ребецен Хана делала все, чтобы ее муж мог в этих условиях жить и работать. Не было чернил и бумаги – и она готовила чернила из трав, а за бумагу отдавала самые необходимые вещи. Благодаря этому рабби Леви-Ицхак смог продолжить свои блестящие комментарии к Торе – «Ликутей». В эти тяжелые годы р. Левик написал серию книг, изданных впоследствии: «Ликутей Леви-Ицхак» – комментарии к книгам «Тания» и “Зohap”, «Торат-Леви-Ицхак» — комментарии к Талмуду.

После смерти Леви-Ицхака верная Хана сделала все, чтобы, сохранить и переправить его труды в Америку. В одной из своих статей раввин Шмуэль Каминецкий писал: «Возможно, теперь все кажется простым и обыденным. А в то время это был героизм. Поступая так, она сделала больше, чем жена раввина, и подвиг ее должен служить для всех женщин образцом самоотверженности и преданности Великому Делу. Сегодня не то время, и от нас не требуется такого самоотречения. Жизнь и поступки замечательной ребецен Ханы, годовщина смерти которой отмечается 6 тишрея, продолжает служить примером: как в самых трудных и сложных ситуациях нужно не падать духом и не опускать руки... В имени Хана - первые буквы трех важнейших для семейной жизни мицв. Великая женщина с честью носила это имя. Мы будем всегда помнить о ней». В апреле 1944 года раввину с женой разрешили переехать в Алма-Ату. Там было много хасидов, и в первую же субботу раввин молился в миньяне на окраине города. Тяжелые условия жизни в ссылке дали себя знать. У него обострились старые болезни. Накануне кончины рав Леви-Ицхак сказал друзьям: «Пора перебираться на другую сторону...». В ночь на 20 ава 1944-го года он проснулся и попросил воды для омовения рук. Когда воду принесли, он сказал: «Надо перебираться на ту сторону». Это были его последние слова. Умер он в 20-й день месяца менахем-ав в 5704-м (1944) году в Алма-Ате и там же был похоронен на местном еврейском кладбище.

Его могила на еврейском кладбище в Алма-Ате стала местом почитания. Реабилитировали р. Леви-Ицхака Шнеерсона в 1989 году. В 1995 году в США и в Израиле вышла трехтомная биография Леви-Ицхака. http://djc.com.ua/h_obchiny/?id=3

Комментариев нет:

Отправить комментарий